Полдень / Антология одного стихотворения

Геннадий Беззубов


ПОЛДЕНЬ

Яну Раухвергеру

Там кто-то спит, укрытый простыней,
И зной дневной, великолепный зной
Туда перетекает с ближней крыши,
Где баки добела раскалены,
Где плещутся линялые штаны,
А небо, тем же цветом, но повыше,
Не движется, протертое по швам
До белизны, до клееной изнанки,
И мусорные баки, будто танки,
Раскалены, пришедшие с Голан.

Они прошли полуденным путем
По выбоинам гулким, мимо Цфата
И Тверии, а после – на подъем,
К столице, что, безумием объята,
Под этот свет отвесный взведена,
Где закипает даже алюминий,
И где иерусалимская сосна
От напряженья делается синей,
Чтоб не усохнуть мигом на корню,
И хвою осыпает на броню.

Ты хочешь выжить, написать портрет,
Свести счета, составить завещанье,
Но видишь, что ни тени тени нет
Ни под тобой, ни даже под вещами –
Все светом съедено, все им растворено,
Не город – обнажившееся дно,
Где не распорядишься о наследстве,
Поскольку не наследует никто
Ни глупых фраз, произнесенных в детстве,
Ни перенафталиненных пальто –
Одни лишь доски, камни да раствор,
Из них и возникает, как ни странно,
Щель каменная, этакий зазор
В безводье светового океана,
Где даже электронная печать
Вполголоса старается звучать.

Здесь нет воды, ее замена – свет
И звук, который напрягает складки
Еврейских гор, скрывающих ответ
В своем безумном, неземном порядке.
Но вопросивший должен быть готов
К тому, что звук, наоборот, прервется,
А свет исчезнет, вынырнув потом
Из глубины небесного колодца,
И снова ляжет на плечи толпе,
Которая покажется тебе
Такой невероятно разноликой,
Что даже характернейшей черте
Не послужить достаточной уликой
Происхожденья — в этой пестроте.

Снаружи много выше тридцати,
Но ты уже не можешь не пройти
Под ливнем ослепительно-свинцовым,
Осмысленность теряя по пути,
Где слово вымывается за словом
И пар, которым все мы возлетим,
Физически во фразе ощутим.
Дыханье обретая в пятьдесят,
Ты больше не оглянешься назад,
Поскольку в прошлом нет такого света
(Не то, чтобы там властвовала тьма,
Хотя и тьма бывает так нагрета,
Что медленно лишаешься ума),
Но если этим платят за возврат
Судьбы, в порядке от конца к началу,
Ты можешь быть, пожалуй, даже рад,
Что это слово снова прозвучало,
И можешь быть вполне готов к тому,
Чтоб ожиданье наполняло тьму.

Итак, ты вышел. Ядовитый спрей
Смывает с неба гаснущие блестки.
Старьевщик, прокопченный до костей,
Открытки продает на перекрестке –
Шестидесятых, кажется, годов,
По маркам судя. Разве ты готов
Их получить? То адрес неразборчив,
То нет его, и значит, не тебе
В них вчитываться: мол, чего там больше,
Известий из России или Польши…
Ты можешь задыхаться при ходьбе,
С одышки в нужный ритм не попадая,
И думать совершенно о другом –
К примеру: «Что ж он лезет на обгон?…
В витрине экспозиция другая…
И этот дом, гляди, пошел на слом…»,
Не о судьбе же? Нет, не о судьбе,
О чем угодно, только не об этом,
Не придавая важности приметам,
Но хорошо бы в этой пестроте,
Как в многоцветном, стынущем бетоне,
Остался след, цепочка, борозда –
В залог того, что слово не потонет,
Не растворится в зное без следа,
Как сахарин в перестоявшем чае…
Но нынче – полдень. Птицы замолчали
И все живое обратилось в сплав,
Где только камень раскаленный прав.

Приди к стене, дотронься до камней
И распластайся, растекись по ней,
Останься в ней, и пусть они приходят,
И пусть с лотка их после продают,
Все эти запоздалые посланья –
Конвертики, открытки, номера
Чужих журналов: вздохи, оправданья,
То причитания, то придыханья –
Одно большое, толстое вчера,
Бездонное, как топкое болото,
Но ты ушел, ты убыл, ты живешь
Не там, где лгут отчаянно, до пота,
И ложью обосновывают ложь.
Здесь если есть неправда, то другая,
Не этот свет, который навсегда
И на который смотрят, не мигая,
Простертые в пустыне города,
В пространство опрокинутые разом,
И этого в безоблачные дни
Постичь не в силах воспаленный разум,
Спасаясь в исчезающей тени
И растворяясь в воздухе нагретом.

А ты давай, барахтайся, со светом
Лицом к лицу, как муха в янтаре,
Вотще пытаясь растопырить руки,
Как будто, если дело в октябре,
То пот горячий не стекает в брюки
И мы не тлеем в этой сладкой муке,
Как уголья в нестынущей золе,
Которая подсвечивает фон
И – крупно – примелькавшиеся лица,
И весь пейзаж, недвижный испокон,
Где чтут температуру, как закон,
И воздуху велят не шевелиться,
Чтоб не было нанесено вреда
Тому, что не прервется никогда.
http://amkob113.narod.ru/almnh/ntl-7.html

http://magazines.russ.ru/authors/b/bezzubov/
Беззубов,_Геннадий

Иерусалим / Антология одного стихотворения